Левак схватил меня за локоть и потолкал на кухню.
– Да куда! – Басовито крикнул с крыльца хмурый мужчина в льняной рубахе в пятнах пота. – Наследит в доме! С заднего хода веди!
Видимо, сам староста. Левак послушался и мы принялись обходить дом по двору, по утоптанной земле, покрытой сором.
Да, набежало к старосте местному гостей, ничего не скажешь. И всех же накормить да спать уложить нужно. Накладно, поди, и отказать не посмеешь.
– Шевелись!
Сказать бы ему, что и сама дойду, только какой толк? Левак хоть не злой, плевать ему на меня, он сам сказал, но тумака дать может, просто так, с досады.
А чёрный двор, огороженный старым забором из тех досок, что уже погнулись или жучок их поел… большой, оказывается.
А посреди двора у колуна для дров стоит клетка.
– Чего встала?
И не только встала, а и зажмурилась, будто это могло что-то изменить.
Клетка – а в ней волк. Свернулся клубком на дощатом полу, лапой нос прикрыл. Ушки только торчат – аккуратные такие. Или, постой-ка… Волчица?
– Чего, говорю, уставилась? А ну иди, не охота мне с тобой возиться дотемна!
Волчица подняла голову. Точно… глаза разумные. Так и есть – поймали оборотницу и заперли. Не на верёвку посадили, как обычную собаку, а в клетку, чтобы точно не сбежала.
Нельзя себя выдавать. Как не хотелось остановиться и узнать, в чём дело, пришлось отвернуться и послушно идти на кухню.
Там тепло, но хозяйка зато злая, встретила меня как бродяжку, разве что не укусила. На Левака посмотрела и посторонилась, давая проход. Тут же меня, чтобы зря не сидела, к работе приставили – и не шутками да уговорами, а просто сказали – не станешь делать, что скажу, ночевать пойдёшь во двор, а там мужичьё, войной да смертью разогретое, которое девок не стесняется под себя подминать!
Всего и оставалось, что потупиться долу и работать. Тут, в бабском царстве, слово боярина, что трогать меня нельзя, могут и мимо ушей пропустить. Скажет потом хозяйка, мол, запамятовала, не слышала, теперь-то что? Да и какой с дурной бабы спрос? А поздно будет.
Работа была простая, только отвыкла я за последнее время, да и устала в дороге. Хозяйку это не заботило, хотя доставалось не мне одной.
– Куда столько масла льёшь! Куда столько перцу сыпешь! – То и дело выговаривала она кухарке. – Конечно, чужое добро щедро можно раздавать! Сыпь меньше, сказала! И так съедят!
После жаловалась, причитала в голос. Выходило, что деревня их большая, богатая была, теперь не бросишь нажитое – а как война с дикарями началась, так все войска княжеские как сговорились через них в Тамракские земли идти! Как будто тут бесплатная поляна с яствами да хмельными напитками!
– Дикари проклятущие! – Начинала хозяйка, когда придираться к кухарке было не за что. – Людоеды! Чтоб вы все там от чумы передохли, расходы какие на вас! Эти дармоеды тоже ездят… девку мне намедни испортили сенную! А уж какая старательная была! Всё из-за дьяволицы этой, которую достать не смогли! Перекинулась, курва, а у меня девку вместо неё замучили, толку теперь с неё, выхаживать нужно, время тратить. А оборотнице проклятущей хоть бы что! У, посидит пусть теперь, тварь! Сдохнет у меня, уж я постараюсь, со свету сживу!
Хозяйка выдохлась нескоро, пошла в комнаты, только тогда я свободно вздохнула. И кухарка со мной.
– Ещё с чем помочь?
Видно было, тяжело ей одной приходится. А помощников нет, даже мальчишек. От хозяйки, понятное дело, помощи не дождёшься, криков да ругани только.
– Да. В углу корзина, повыбирай морковь получше, спрячем, а что похуже на ужин дружинникам пустим.
Повыбираю, чего нет. Корзина огромная, но полупустая.
Выбирать почти не из чего. Новый урожай ещё не созрел, а из прошлогоднего лучшее съели, но удаётся найти кое-что, отложить в сторону.
– А что это за волк в клетке на чёрном дворе? – Спрашиваю между делом.
– Испугалась?
– Да!
– Ты, девка, лучше бойся тех волков, что с парадного ходят. Они-то не в клетке.
– А они волки?
Кухарка недовольно обернулась, только тогда я поняла, сколько надежды было в голосе.
– Во, дурная! Не оборотни они, а всё равно… зверюги! Той волчице, что в клетке сидит, ничего дурного сделать не могут, а тебя поймают, мало не покажется! Сама слышала, поди, что на днях случилось. Я, как только темнеет, на улицу ни-ни, и тебе того же советую!
Тут уж я не сплоховала, задрожала от страха. Хотя, признаться, и притворяться особо не пришлось.
– Ладно, – умилостивилась кухарка. – Тут сиди, на кухне, глядишь, пронесёт.
– И шага за порог не сделаю! А что за волчица-то?
– Ох, неугомонная!
Однако видно, сама хочет поболтать. Когда руки делом заняты, язык-то приложить некуда.
– Да, войско княжеское вернулось из Тамракских земель. Хорошую добычу привезли, много врагов положили и девку вот привели.
Так, не думать про добычу и положенных врагов… так похожих на тех простых жителей, которые из деревни уходили до нас с Малинкой и Ясенем.
– Девку?
– Да. Повеселиться, знамо дело, хотели, а она раз – и в волчицу перевернулась. Теперь не до веселья. Вот и сунули в клетку, ждут, пока обратно перекинется.
– А она?
– Она нет, перекидываться не спешит, ума поди хватает. Уж они её и хворостиной хлестали, и шерсть подпаливали – нет, не перекидывается.
– И нет способа заставить её в человека оборотиться?
– Нету.
– И колдуны не знают?
– И колдуны!
– А я вроде слыхала, амулет такой делают, что не даёт зверем быть.
– Ну, этого я не знаю. Может и есть что такое, только я давеча сама слыхала, как колдун говорил – если, говорит, перекинулась девка ваша и зверем ходит, нипочём её назад не вернуть, как ни колдуй! С колдуном не поспоришь, поняла?