Всеволод вдруг делает шаг ко мне:
– Ожега, пожалуйста, сядь и поговорим. Мы понимаем, что на первый взгляд это всё… – Он обводит стоянку руками. – Ну, сложно объяснить. В общем, нужно поговорить.
– О чём это?
Злюсь, кусаю губы. Они хотят разговаривать после всего, что наделали?
Гордей пристально смотрит мне в глаза, но я больше не попадусь в эту ловушку! А ведь хозяйка говорила… я чуть не захлебнулась ужасом. И конфеты, и в лес утащили ту девушку. Боже, но тут Малинка!..
Гордей хмурится.
– Подожди пугаться! Мне нужно кое-что тебе объяснить. Очень важное. Садись. И помни – вам ничего не угрожает. И пальцем не трону ни тебя, ни её, клянусь.
– Ладно, а они? – я киваю на остальных.
– Хорошо, они тоже слово дадут.
Голос как будто уговаривает, причём не их, а меня.
– Клянусь, от моей руки вы не пострадаете. – Говорит Всеволод.
– Клянусь о том же. – Говорит Ярый и отходит к костру.
– Если вы соврали и сестру хоть пальцем тронете, клянусь, умру, но глотку вашу успею перегрызть! – Неожиданно почти рычу я. Были бы у меня клыки, показала бы им, чтоб готовились, но у меня, жаль, только зубы.
– Мы знаем, что ты точно так и сделаешь. – Спокойно отвечает Гордей.
Ага, прониклись? Думают, я совсем беззащитна? Нет, злость даст мне сил!
Но может, воевать не придётся? Всё-таки раньше мы почти… дружили.
– Ладно, говори, что хотел.
Вряд ли бы они разговоры разговаривали, если б собирались насильничать. Меня коротко передёрнуло, но я взяла себя в руки. Сестра тут, нужно тянуть время и думать, думать.
Гордей вдруг… замолкает с приоткрытым ртом. Его лицо растерянное, глаза вылупились. Он старается что-то сказать, я вижу, очень старается, но то ли слов не находит, то ли они слишком неприятные, произносить неохота. Потом он перестаёт тужиться и с мольбой оборачивается к друзьям, но те только плечами пожимают.
– Ладно.
Гордей решительно упирается ладонями в колени.
– Мы должны были забрать вас из города… потому что твоя сестра оборотень.
На Ярого вдруг нападает приступ кашля, он весь покраснел и никак не может успокоиться. Всеволод отворачивается и бьёт друга по спине, помогает, чем может, хотя у самого горло схватывает. Я слежу за обоими, пока новость не проникает в голову.
– Что?!
– Ну, да, так и есть. Ты разве не замечала за ней странностей? Принюхивается к чему-либо или резко двигается? Шипит? Мясо любит больше любой другой еды, и такое, недожаренное. И, к сожалению, отцы у вас разные.
– Это я знаю!
– И вот… нельзя вам оставаться в человеческой деревне. Дела такие – будет война, Жгучка. Мы её не хотим, однако миром разойтись не выходит. Люди желают забрать нашу землю, которую придётся защищать. И если… если в людских землях узнают, что она оборотень, вас убьют. И её, и тебя, не посмотрят, виноваты вы в чём или так, мимо проходили. И нас не нужно бояться – клянусь, мы отведём вас на звериные земли, в безопасность. Ну… там можете остаться в любой деревне или городе, где захотите. Мы поможем с устройством, свои должны жить у своих. Будь у нас больше времени, мы бы всё вначале обговорили, спросили бы вашего согласия, но времени нет. Вот и пришлось уезжать так… наскоро. Всё.
Я глубоко вздохнула. Гордей с ожиданием смотрел снизу вверх, ждал ответа.
– Вы что, оборотни?!! – Завопила я. Так громко, что сверху посыпалась листва. Пришлось отпрыгивать в сторону и стряхивать её с одежды.
Теперь приступ кашля напал и на Всеволода, и на Ярого. Пока Гордей растеряно хлопал глазами, они ухохатывались, я всё слышала!
– Как и твоя сестра, – уточнил Гордей.
Всеволод вытер слёзы рукавом и сел на прежнее место, подкинул в костёр пару поленьев.
– Всё так, Жгучка. Оборотни мы.
– Как тот людоед, что в Вишнянках был?
Они стремительно помрачнели.
– Тот людоед был болен, Жгучка. – Сказал Гордей. – Он заразился Яростью крови и потерял свою вторую, человеческую половину. Но разве мы на него похожи? Посмотри – мы говорим, носим одежду и никого не загрызли. Как и твоя сестра, – подумав, добавил Гордей.
На меня обрушилась догадка.
– Так это вы его убили?! Вы, а не старосты!
Миг – и передо мной вместо Гордея сидит кто-то другой. Существо без возраста и лица, величественное и сильное, как божество, смотрящее сверху.
– О том я тебе позже скажу.
И я не рискую спорить и кричать, не в этот раз. С трудом выходит сдержаться, чтобы не отступить, хотя бы на несколько шагов. Лучше – прямо к сестре. Но нет уж, не дождутся!
Я только голову выше задираю.
Его взгляд постепенно смягчается, и лицо совсем прежнее – светлое, открытое. Может, показалось, другого и не было?
– Вот такие дела. – Говорит Гордей. – Только ты пока сестре не говори, что она оборотень.
– Почему? – Из упрямства спросила я.
– Ну… Испугается ещё. Мы сами расскажем. Позже.
– А что мне ей сказать? Вот проснётся она, спросит – где мы? Почему? А я?
– Скажи, я влюбился в тебя так сильно, что не смог с тобой расстаться и украл тебя, а теперь везу к своей матери, чтобы закатить праздник и при всём честном народе на тебе жениться.
– Что за бред! – Рассердилась я и даже ногой топнула. – Малинка не поверит!
– А ты говори убедительно.
Нашёл время смеяться! И снова зубами белыми и взглядом жгучим меня с пути сбивает, знает же о своей красе, вон как уверено улыбается и плечи широкие расправляет.
И сердце с готовностью ёкает, меня предаёт!
Всё, хватит пока.
Я отворачиваюсь от костра, и ноги несут меня к сестре, которая спит, как ни в чём не бывало, словно дома в кровати лежит.