Ох и вопили они, словно от крика легче станет. А Гордей стоит среди них, а словно один, ничего не слышит. Смотрит в лес, думает о чём-то далёком. Всеволод наблюдал за нам, а после вздохнул и говорит.
– Не будет толку от споров наших! Гордей, что предлагаешь?
– А?
– Ты смотри, он будто и не слышит! – Сердится Беляк, но добродушно сердится, уже отошёл. Волхв тоже смотрит в лес, словно прикидывает, что же видит там Князь.
– С казной что делать будем? Со свадьбой твоей? А? – Терпеливо повторяет Всеволод.
– А что тут делать? Казну забирайте и езжайте все в Гнеш. Там советники пусть решают, на что тратить. А мы со Жгучкой здесь останемся.
И он снова отворачивается к лесу.
Так… И что он имеет в виду? Морозец и без того радовал, кусал больно, а остаться одним… Дрова-то хоть есть? А, вижу поленница сложена, от холода не умрём. Еда… ну, еду даже в зимнем лесу найти можно, хотя при мысли о перекидывании трясти начинает.
– Подожди. – Беляк, наконец, отмирает. – Совсем одного?
– Ненадолго. Могу я с душой своей наедине побыть? Без ваших вечно снующих вокруг рож?
– А свадьба? Ты забыл, что Князь? И свадьба должна быть княжеской!
– И будет. Пусть мать с отцом готовятся, как в Гнеш приедем, сыграем. А пока оставьте нас!
Волки тут же заулыбались.
– Одних не оставим, – ухмыляясь, сообщил Беляк. – Дюжина воинов с тобой останется, в другом доме поживут. Одного кашевара вам всем и одного снабженца. Казну забираю в Гнеш, после разберёмся. Свадьба когда?
Гордей снова посмотрел в лес, будто что-то звало, влекло его в белую мучную даль.
– Потом. Скоро.
– Родителям твоим что сказать?
Наконец, Гордей повернулся к советникам, осмотрел ставшим горячим взглядом.
– Скажи, пусть ждут, скоро приедем. Передохнём пару дней, в себя придём – и в путь. Жгучка, хочешь что передать сестре – Всеволоду скажи. Всеволод, езжай в Гнеш, останешься там, отдохнёшь. Всем нам отдых нужен. Хочу, чтобы ты не с нами сидел, как наседка, а с остальными альфами да с приятными собеседницами время проводил.
– Нужны мне собеседницы. – Недовольно буркнул Всеволод.
– Езжай.
Гордей вновь отвернулся.
– Ну как знаешь.
Что передать Малинке? Как вместить в несколько слов всё, что случилось, что я пережила, сколько передумала? Я не знала. Всеволод и без этого расскажет, что жива-здорова, вскоре встретимся.
Думаю так и иду. Мы отошли в сторону по скрипучему снегу.
– Ну?
Всеволод словно больше стал, или это плечи от тулупа в стороны раздались.
– Скажи Малинке… что я её люблю.
– Ладно.
Всеволод ещё чуть смотрел серьёзно, а после вдруг улыбнулся.
– Всё хорошо будет, слышишь? Уже всё налаживается. К весне счастливы будете, и не вспомните о прошлом, о дурном.
Конечно, мы оба знали – не бывать этому, ничего нам всем не забыть. Но приятно слышать.
– Спасибо.
– Я тоже останусь, – вдруг сказал волхв. Все переглянулись, пожали плечами.
– Да как хочешь! – ответили советники. – Нравится в глуши сидеть, скучать – вперёд.
Быстро вытащив из саней наши вещи, советники развернули остальное войско и уехали прочь. До ближайшей деревни два часа ходу, а в Сантанке всё одно ночевать негде, не поместились бы все.
Тот дом, что побольше, отдали охране, меньший достался нам. Самый маленький нежилой – волхву, в четвёртом жили местные. В Сантанке, оказывается, было население – старик, старуха и больной головой подросток, которого они приютили.
Вскоре я радовалась, что нас не оставили одних, потому что волки уже составили список дежурства, и ужин приготовили, и баню истопили. Я с бабкой пошла, других женщин не было. Смотрю на неё и думаю – как бы не упрела до смерти, жар-то волки развели что надо! Я сама с трудом дышала.
Однако бабка прыткая оказалась.
– Ложись-ка на скамью, – мне говорит, да таким тоном, что не откажешься.
Потом веник взяла да как хлестнула по попе! Я чуть не взвыла.
– Чего голос подаёшь? Отпарю так, что надолго запомнишь!
Она оказалась права, эту парилку я надолго запомнила. Потом думала, это одно из самых приятных моментов всего этого странного путешествия – возвращения в родной дом, где прежде не был.
Мучила она меня и веники минут двадцать. Потом и говорит:
– Теперь ты.
Ну, я ей тоже веника не жалела! Бабка только кряхтела довольно, да боками поворачивалась.
Вышли мы из бани, и тут же половина волков туда побежала, и Гордей среди них.
И вот оказалась я в доме, который нам выделили. Одна большая комната, потолок только низкий, вещей вроде немного было, а весь угол завален.
– Вот тут вода, вот дрова, если замёрзнете. Кухня, чай чтоб делать, готовить – не готовь, крикни, если что, принесём. Помочь вещи-то разобрать? Может, что найти нужно? Ишь сколько привезла, до утра копаться будешь.
Бабка покачала головой при виде сундуков да сумок. Я и сама не думала, что у меня столько вещей! Откуда они взялись-то? Может, по ошибке чужие выгрузили?
В любом случае, сама разберу, что я, белоручка какая, старого человека работать вместо себя принуждать?
– Не нужно, я сама, спасибо.
Бабка крякнула и ушла, чем-то прогромыхав в сенях. Но не убилась, дверь хлопнула, и стало тихо.
О предках и потомках
Теперь можно и вещи разобрать.
Вначале я думала найти ночную сорочку потеплей да спать лечь, но что-то потянуло к окну. За ним – белая темень, снежный лес, где воздух такой густой, что брести по нему не легче, чем в воде.
Придвинулась ближе, чтобы разглядеть двор. Волхв там стоял, в своей мохнатой шубе из шкур, кутался в воротник и смотрел в лесную чащу. Словно между деревьев что-то прячется. Или ждёт.