– Нет! Я не хочу больше перекидываться! Никогда! Никогда не хочу.
– Тише, Жгучка, тише… – Зашептал он. – Тебе не придётся больше перекидываться, никогда. Разве что сама захочешь.
– Я? Не захочу!
– Тише.
Его взгляд был каким-то полубезумным, губы дрожали. Я замолкла.
Вскоре пришёл кто-то из его подручных, и Гордею пришлось ненадолго уйти. Я не стала просить его остаться, потому что он не смог бы мне отказать.
О княжеской сокровищнице
Ко мне пришла Людмила и мы впервые смогли поговорить на равных, то есть по очереди. Вначале она стеснялась, видимо, вспоминала, что успела наболтать, когда предпочитала думать, что общается с животным, но после успокоилась. Рассказала, как в последние дни перед приходом звериного войска перестали поставлять свежие продукты на княжескую кухню, и кормить меня стало нечем. Как ей пришлось таскать солонину из кладовки и как её однажды за этим делом поймали и высекли.
У меня даже челюсть отвалилась. Её высекли?! Я ничего такого не помнила.
– Это в тот день случилось, когда я с утра не пришла. Ты ещё дулась потом на меня.
Что-то припоминаю такое. Она не шла так долго, что я обиделась и пряталась под шкафом, а когда пришла, не смогла сесть на корточки и заглянуть, как обычно, так и звала тихо от двери. Подулась я в тот день знатно, а выходит, она пришла после наказания? И ничего не сказала?
Стыдно стало жуть как.
– Никак не привыкну, что ты та же самая… рысь. – Призналась вскоре Людмила. – Никак не привыкну.
– Я та же самая, кого ты спасла.
– Да ладно уж, спасла! – Засмеялась она.
– Да. Если б не ты, когда войско княжеское разбили и началась паника… убили бы меня, чтобы не мешала и всё. Ты меня спасла.
– Ну и не будем больше об этом. – Смущённо попросила она.
Вот и вышло, что у меня появилась душа и подруга.
Жить я осталась в комнате Гордея, где находились его немногочисленные вещи, а вот он сам следующие два дня почти не появлялся. Но вот что странно – я в любой момент могла узнать, где он. Каким-то невидимым чутьём я видела место, где сейчас мой зверь. Так я звала его про себя, вслух было неловко. Вернее, ему я могла такое сказать, а вот той же Людмиле…
По ночам, кода он возвращался, я просыпалась. Он ложился рядом, накрывался одним со мной одеялом, обнимал меня и просил, словно через силу:
– Обними меня.
Как будто меня надо было просить!
Бывало, мы немного целовались, но словно в полусне, который замедлял нас, заставлял засыпать, улыбаясь глупой улыбкой.
Гордей не заговаривал о нас, о том, что будет дальше. Не сделал мне предложение. Почему-то в глазах остальных зверей я была его невестой, но мне самой об этом ничего не было известно. Разве можно стать невестой вот так, без спросу, без согласия?
Но не время было разбираться, ведь замок Великого князя лихорадило, а город то и дело взрывался шумными людскими сборищами. Люди волновались, потому что не знали, чьи они теперь. Они требовали показать им нового князя, а кто им станет, известно не было.
Через три дня вечером мы с Гордеем и Всеволодом ужинали в маленькой столовой, и стоило сесть за стол, как распахнулась дверь и в комнату влетел Ярый.
Я задохнулась. У него не было одной руки, не до конца зажившая культя болталась чуть ниже плеча из меховой прорехи жилета.
А я за столько времени даже не поинтересовалась, как он! Жив ли вообще?
Как я могла даже не подумать?
От стыда горели уши. Он кивнул мне, но прищурился недовольно, сразу пошёл к Гордею. Всеволод уже встал и крикнул слуге, велев нести четвёртый прибор.
– Я уж думал, ты наврал и не приедешь. – Гордей крепко обнял Ярого. – Передумаешь. Ты задержался.
– Со мной Беляк и Дода. Они устраиваются… ждут тебя после ужина.
– Садись.
Вернувшись за стол, Гордей нашёл мою руку, сильно сжал, даже не замечая этого. Вот и четвёртый набор тарелок, внизу плоская, на ней глубокая, звенят положенные на стол приборы.
А ведь каждый из нас следил с тревогой, как Ярый будет есть. Правой рукой не возьмёшь больше ложку.
– Я подумываю уйти из альф.
Всеволод вскинул голову. Теперь никто не обращал внимания, не следил, как Ярый взял ложку левой рукой, уже привычно, но всё ещё медленно и неловко сунул в тарелку.
Гордей молчал. Не стал предлагать другу сохранить за ним пост, а ведь мог.
– Знаю, знаю. – Дёрнул Ярый плечом. – Никто не посмеет вызвать на бой за звание меня, калеку. Но и сидеть на этом почётном месте, пользуясь… нет, не стану.
Тяжело было от его слов, от сознания, что ничем ему не помочь. После того, как мне вернули человеческий облик, я стала такой плаксивой… И вот уже в суп капают слёзы. Только бы не смотрели на меня, подумает ещё, что мне его жаль, а это не так. Я так рада, что они все живы! И от этого ещё грустней делается, ведь понимаешь, скольким повезло ещё меньше. Скольких погибших зверей родные счастливы были бы видеть даже без рук и ног? Только бы живыми?
Только бы видеть…
Эти огромные мысли ворочались в моей маленькой ещё голове, причиняя дикую боль. Я ещё не могла думать так же ловко, как всегда, рысья память хранила человеческий разум от всего того, что сейчас навалилось.
– Чёрт!
Ярый отчего-то опрокинул на себя тарелку, всю рубаху залил и овечью безрукавку.
Хотел убрать сам, потянулся за тряпкой какой-то, но тут как раз зашла Людмила и не раздумывая бросилась помогать.
– Ты что делаешь?
Ярый аж побелел. Незнакомая девица в фартуке бросилась стряхивать с его штанов овощи, да ещё с таким остервенелым видом – любой бы возмутился.