Волчий берег (СИ) - Страница 89

Сожрать бы его, да я отделалась мелочью. Когтями хорошо его приложила! Отскочил он, губы скривил, на пол сплюнул. И пусть бок болит и лапа ноет, ему-то больней. Его очередной модный камзол зиял теперь дырами, на коже глубокие кровавые царапины, долго заживать будет.

Но если он ещё раз поднимет на меня руку… или ногу, я её откушу. И будь что будет! Вот тебе моё рычание, предупреждение верней не бывает.

– Ах ты, сука! Тварь хитрая! Сгною тебя! Будешь зверем до конца жизни. Сдохнешь тварью! Или думаешь, я пойду жизнью своей рисковать, на войне корячиться, а ты тут в девку превратишься и заживёшь в своё удовольствие на мамашино наследство? Нет, милая, или за меня замуж по возвращению – или до конца жизни тебе такой ходить! Я не я буду, если ты до денег своих раньше меня доберешься!

Он в ярости убежал, я думала, пугает понапрасну. Но вскоре вернулся в компании с двумя колдунами. Я таких раньше не видала – лица чёрные, сухие и сморщенные, то ли маски на них, то ли они сами мёртвые.

Колдуны взяли куски каких-то тряпок, в крови испачканных, и стали жечь на чёрной свече.

Я колдунов никогда прежде не боялась, сила их сама по себе не злая, но тут страх накатил будь здоров! Особенно когда вонь палёного по комнате поплыла, а Царейко так улыбнулся, будто я уже померла и наследство всё до последней копеечки ему оставила.

Глаза так и стали слипаться, а лапы подкашиваться, но я не заснула. Легла только, язык на бок свесила, дышать было тяжело.

Колдуны меня совсем не боялись, пожгли на свече тряпки, изваляли в золе и надели на меня тонкий ошейник, так похожий на тот браслет, что плела мама... Или не она. Выходит, тот браслет тоже колдун плёл?

В общем, не успела я понять, что к чему, как шею окольцевали.

Колдуны тут же ушли, брезгливо поглядывая на Царейко. Его в замке никто не любил, в смысле, служивый люд не любил. Людмила говорила, постоянно что-то требует, угрожает, а платить ой как не любит! Даже медную монетку не дождёшься! Поэтому колдуны с него дерут три шкуры за самую мелкую мелочь, и все только рады.

Вот ушли колдуны, Царейко остался. Улыбается, и не скажешь, что на войну едет.

– Теперь захочешь – назад не перекинешься! Думала, умней всех? Раз не заставить тебя колдунам к прежнему облику вернутся, то всех обманула? Нет уж! Наши колдуны, знаешь, что умеют? Заставить тебя хранить тот вид, что приняла. Для личин выдумывали, а глянь, как хорошо вышло, что и на оборотней действует. Матери своей спасибо скажи. Как она догадалась это колдовство тебе на помощь обернуть, запереть в человеческом теле, так сейчас и я догадался… Сиди теперь, животная тварь, не быть тебе человеком!

Он ухмыльнулся, страшно, лихо, как будто терять нечего. Бить больше не стал, развернулся и вышел.

Людмила тотчас же прибежала, отпрянула от расплавленных свечей, что на полу стояли, на колени передо мной рухнула.

– Что? Не тронули тебя? Целая? Дай пощупаю. И тут тоже... Всё хорошо. Уж я так испугалась! Колдуны, Царейко и все к тебе! Ну, думаю, только бы ничего не сделали! Сижу тихонько и молюсь, вдруг поможет?

Она осмотрела меня, ощупала, ран не нашла.

– Фух, не тронули! О! Ошейник новый надели? Красивый.

Сказать, что это за ошейник я не могла, конечно же. И если начистоту, не очень-то поверила Царейко. Долго после этого думала – может, приврал, попугать решил, замыслил обмануть, чтобы я попробовала перекинуться, и он тут как тут?

Только что ему это даст? Обряд свадебный дело небыстрое, да и к любви ему меня не принудить. Я обратно перекинусь, больно, конечно будет просто ужас как, но насилия всё равно избежать успею!

Не выдержала всё-таки, ночью попробовала. Чуть сознание не потеряла от боли, а тело так и осталось рысиным.

Не наврал Царейко, по правде заколдовал. От всех моих попыток только и осталось, что царапины на полу от когтей.

Я было испугалась, но решила пока не паниковать. В замке знают, что я заколдованная, со мной Людмила, да и отчим где-то ходит, землю топчет. Не допустит, поди, чтобы после всех его усилий я пропала. Всё одно зверем жила, вот и продолжу, позже придумаю, как быть.

Стали мы дальше жить. Перевели меня в большую комнату на чердаке, ближе к комнате прислуги. Там никогда никого не было и тоже мебель старую хранили. По ней было удобно лазить и прыгать, да и свежего воздуха на чердаке было полно, вечно там дуло. Людмила перину мою перетащила, две подушки старые приволокла, которые можно драть в своё удовольствие, и себе одеяло.

В комнату мою больше никто не ходил. Я слышала, конечно, людей, со двора много звуков и запахов доносилось, но они меня не интересовали.

Жили мы и жили.

И вдруг – как гром с ясного неба – прибегает Людмила и кричит, что в замке Великого князя паника. А я и сама слышала, с самого утра беготня во дворе, словно пожар.

Оказалось, что была большая битва и звериное войско смяло людское, снесло подчистую, растоптало. А лесные, что на помощь должны были прийти, не успели. Поговаривают также, лесные просто не особо-то спешили помогать, а то и им бы досталось.

В общем, войско княжеское разбито, потери огромные. Нет больше войска, защищать людей некому. Уцелевшие воины бегут в людские земли, и если немедленно не принять меры, война будет проиграна и тогда уже сюда придут враги.

Какие меры?

Оказывается, если взять резерв княжеской дружины, что в столице за порядком следят, да по дороге собрать новых воинов – молодых да старых, то можно быстро зверей добить, мол, среди них нынче больше мёртвых, чем живых. Никто не ожидал, что звери при виде бессчетных полчищ Великого князя не сбегут, а кинутся навстречу, костьми лягут, ведь это какие жертвы! Думали, они будут избегать прямого столкновения до последнего, скорее земли отдадут, чем станут их своей кровью поливать, а они вон что учудили! Как бешеные звери, рвали всех, что под руку попадались, не чуя боли. Словно и не хотели жить, и жизнь свою не ценили. Шли и умирали с мрачными лицами. Вернее, с мордами, потому что перекидывались в зверей и бросались на пеших и конных, на людей и лошадей без разбора.