Волчий берег (СИ) - Страница 78

Тот покачнулся, Ярый, не опуская письма, схватил друга за плечо.

– Она жива, её не трогают. Подожди!

Опустив, наконец, письмо на стол, Ярый наклонился.

– Если бы с ней случилась совсем беда, ты бы узнал.

– Мне Мохорейн травы даёт, чтобы притупить… чтобы не слышать, иначе, как он сказал, похоронят меня вперёд всех остальных.

– Не верю я в такие травки! Беда бы была, сквозь любую пелену бы душа пробилась! Но она… и война эта, как тебя всего скрутило! Всё уже началось, и само не закончится. Я вижу, ты не знаешь, что делать.

– Да.

– И не могу тебе помочь. Я тоже не знаю, что делать. И Совет наш многомудрый не знает. Никто не ожидал, что лесные пойдут войной, что это на самом деле произойдёт! Значит, нам нужно спросить совета у того, кто знает.

– У кого? Все самые умные думали, как могли, но без толку.

– Хорошо. Умные думали, ты их слушал. Давай теперь послушаем безумных?

– Чего?

Гордей взглянул на друга так, словно тот и правда ополоумел.

– Тут за Осинами живёт безумный Махов, помнишь?

– Ведун?

– Древний, как сама Звериная земля. Сходи к нему.

– К безумцу? – Невесело усмехнулся Гордей.

Ярый отпустил его, отступил на шаг.

– К… равному?

Думать о письме было ещё хуже, чем о лесных, идущих с севера. Ещё немного – и они объединятся с людьми. Просить помощи не у кого, боги не лезут в дела земные, значит, только на свои силы расчёт. А безумный волхв… чем не шутка?

– В народе местном слух ходит – кто хочет совета, иди к безумному Махову. От его советов веет смертью, но ответ ты всегда получишь! Словно с того света с тобой покойники говорили… так рассказывают про него те, кто ходил. Что мы теряем? А вдруг правда?

– Едем. – Решил Гордей, поднимаясь на ноги.

Они вышли во двор, встретив по пути двоих советников, которые были весьма недовольны этой выходкой – вот-вот хлынут лесные, а Вожак едет с безумцем болтать.

Ярый тихо шепнул им что-то и советники поутихли, отстали. Впрочем, они видели, что всё равно остановить молодого Князя не в силах.

Гордей и сам вёл себя как безумец. Хотелось вырваться из города, вырваться из княжества, из войны, обязанностей и долга, сковавшего сердце крепкими оковами. Подняться над всем этим, глянуть сверху, убедиться, что всё это – земная глупая суета… и растаять. Пусть даже растаять навеки, только бы не быть тем, кто лишает жизни. Кто отправляет на смерть.

Да только нельзя.

Они гнали, словно огонь пятки лизал. Выскочили на склон, поросший лесом, где у низкой хижины стоял безумный Махов, стоял, словно ждал гостей. Маленький, щуплый, ручки что птичьи лапки на навершии посоха сложены, бородка редкая, глаза бельмами заплыли. Однако смотрел, словно давно гостей ждал и даже был недоволен, что гости задержались.

Гордей спешился, бросил коня, подошёл и молча поклонился, согнулся, как сломанный, а потом сам не понял как упал перед старцем на колени. И казалось – не безумец пред ним, а сам Бог. Отец, но не тот, кто родил и воспитал, а другой, который душу твою создал. И повелел – живи по совести. И это веление не даст покоя, никогда.

Сухая рука вдруг махнула Ярому, который хотел было подойти следом – прочь! Тот спорить не смел, взял обеих лошадей, увёл за деревья, ниже по склону.

В самом конце пути его нагнал горький крик. Ярый дёрнулся было, но только крепче сжал поводья.

Крик вожака, который выплёскивал, наконец, вырывал из души всю свою боль и отчаяние, стоя на коленях перед старцем, упираясь лбом в сырую землю и запустив в нее когти. Который рвал себя, отрезал как ножом по плоти от прежнего мирного времени, обрывал корни, росшие из мирной земли.

И ничего не осталось.

Теперь ему предстояло питаться лишь от войны.

Глава 13

Размышления о женихах и их отличиях

Тем днём мы ехали по такой разбитой дороге, что у телеги сломалось колесо. А так как со склона катились, телегу развернуло, клетка выпала и упала на бок, волчица взвыла от удара, я же чудом удержалась и не вывалилась лицом в пыль.

Подымать нас никто не торопился, устали люди в дороге, боярин так вообще только и мечтал, как от обеих сдыхаться. Даже в сердцах однажды сказал, что готов обеих за половину обещанного отдать, только бы немедленно! Выходит, не только за меня деньги обещаны, оборотницу тоже не на потеху везут?

А зачем тогда? Кому?

Вечером очередной сарай, где нас заперли, каши бросили в большой миске и ведро с водой сунули, даже без кружки. Чем дальше, тем меньше обо мне заботились, и еды меньше давали, и отдыху. Видно, посчитал в дороге боярин, что не такая уж от меня прибыль?

За волчицей я давно сама ухаживала, остальным до неё дела не было. Никого не заботило, чистая ли солома в клетке, на своих ли лапах волчица ходит, не издохла ли.

Стала воду ей наливать в пасть сквозь прутья… край досок-то и отогнулся. Смотрю – а два прута при ударе смялись и в сторону отошли. Теперь, если доски снять и подвинуть, получиться такая щель, что волчица без труда проберётся.

Встала столбом, стою, жду чего-то.

Только вот выпущу… что со мной боярин сделает? Деньги потеряет, так просто меня не оставит, жадный больно.

Она ещё не понимает, лижет мне руки, хвостом виляет. Глаза как у ребёнка. Я аж отпрянула. Чего так смотришь, будто мне веришь? Я ведь могу тебя отпустить, да не отпускаю!

Легла я в тот вечер спать подальше от клетки, в комок от стыда сжалась. Волчица ночью скулила, лапой меня пробовала достать, но на сердце было тошно, не могла к ней подойти и всё тут!

Утром в путь отправились… как обычно. Не смогла я её выпустить. Струсила.