Перекинулась на следующий день. Теперь-то не хочется даже мыслями возвращаться к тому, как это было. Я закрылась в сарае, пока Малинка не видела, чтобы лишний раз не волновалась, если повторится то же самое, что в прошлый раз, разделась, легла на солому и представила себя зверем. Захотела им стать.
Не очень-то помогло, ведь я понятия не имела, как им быть. Пришлось вспоминать тот день, когда я хотела идти за ним, за своим Вожаком. Хотела больше всего на свете! Вот тогда и получилось.
Было больно, не врали. Так больно, что кости хрустели, жилы выкручивало жгутами, и я невольно скулила, а по щекам ручьём текли слёзы.
Но не так больно, как думать, что больше никогда не увидишь Гордея.
Всё вокруг стало больше, потолок взлетел вверх, а стены раздвинулись. Я – и не я лежала в соломе, тёплой и пахучей, и с интересом принюхивалась. Вокруг было много мышей… да, а мышей я, кажется, любила. Они хоть и маленькие, но мягкие, сочные. А если ты не голодна, с ними можно играть – они забавно бегают. А ещё я любила… потягиваться, трогать лапой… лапой?
– Жгучка!
Дверь затряслась, голос у сестры был такой испуганный, что я потеряла контроль и оборотилась обратно.
– Открой! Открой!
Пришлось пока о рыси забыть. Зато все остальные как-то узнали, что я перекинулась, Прасковья при виде меня всё улыбалась, сверкая совсем не старушечьими зубами, да головой качала. И Ясень похвалил. Сказал, если тренироваться, потом будет проще, но времени нет. Тем же вечером он позвал меня во двор и заявил, что нужно уходить.
– Я давал слово отвезти тебя за крепкие стены, далеко от границы и больше тянуть нельзя. Нужно уходить.
– Куда?
– Это ты мне скажи, рысь.
– Я не могу идти в Гнеш. Ты не понимаешь… я не могу туда.
Он помолчал, хмурясь. Продолжил:
– И всё же из деревни нужно уходить. Скоро тут будут людские войска. Ты зверь, в случае чего перекинешься. А сестра твоя? Она этого не сможет. Ты старше, знаешь, наверное, что могут сделать с девушкой, если поймают в стане врага?
Молча смотрит, как меня шатает от накатившего страха и спокойно продолжает:
– С звериными так не выйдет – обернутся и загрызут, а человеческих ничто не спасёт.
– Чего ты от меня хочешь?
– Я и сам не знаю, что делать! Вожак приказал везти тебя в Гнеш, но он был не в себе. Всем известно, что пару нельзя разлучать… так далеко. Но мы поступим иначе – из деревни уедем, закопаемся в лесную глушь, найдём ведуна, который скажет, что можно сделать. Ну?
– Согласна!
Ах, как приятно было бы знать, что кто-то возьмёт и скажет, что делать дальше, раз я не могу решить.
Малинка согласилась уходить сразу, впрочем, ей было всё равно. Мы собрали вещи и на рассвете покинули деревню, которая к тому времени пустая была, словно вымерла. Ни людей во дворах, ни скотины. Дым из труб не идёт, окна и двери заколочены, дорога травой поросла.
Приютившая нас бабка Прасковья стояла у забора с рыжим котом на руках. Таким я и запомнила место, где на меня обрушилось столько счастья и столько горя.
Мы спешили, хотя шли пешком. Всех лошадей давно забрали воины, которым надо передвигаться быстро, словно ветер, или переселенцы, которым нужно увозить вещи, а мы можем и ногами. Медленно, конечно, выходило, зато безопасно – по лесу.
На одной из стоянок я спросила Ясеня, отчего звери не путешествуют в облике зверином. Тот уверил, что путешествуют, конечно, только это неудобно. Представь, что прибежал в другую деревню, а у тебя ни вещей, ни денег, ни знакомых. Да и привыкнуть можно, не вернуться, звериный облик – он душу меняет, чем дольше зверем остаёшься, тем крепче людское оставляешь… поэтому не забывайся в зверином облике, всегда помни – ты человек.
Ясень знавал одного ведуна, к которому нас и привёл. Всё надеялся по дороге, что ведун на месте ждёт, никуда не делся. Нелюдимый тот был, посторонних избегал, так что о войне может и не слышал.
Жильё ведуна было за большим карьером – громадной ямой в земле, заросшей колючей травой, с грязным озером на дне. Пришлось продираться сквозь колючки, Малинка всю дорогу вздыхала. Жаловаться боялась, не к лицу это, когда война на пороге, а вот вздыхать никто не мешал.
Ведуна не было. Ясень спешился у хижины, чей порог уже зарастал травой, обошёл вокруг, принюхиваясь, и вернулся смурной.
– Нету. Ушёл, видимо.
– Куда?
– На войну. – Ясень коротко глянул в сторону, как будто в ту, где сейчас войска Вожака собирались.
– И что делать?
– Другого искать… хотя ведуны верно все ушли. Они же к земле ближе, чувствуют беду сильней. Значит, пока в мой дом пойдём, а там решим.
Видно было, дальше Ясень тащил нас, как тяжкий груз. Не особо ему хотелось возиться с сёстрами, всё чаще он смотрел в сторону и замирал. Там Вожак, который, кажется, их зовёт. Даже я что-то слышала… не то что старый вояка, которому любая стычка с врагом важнее охраны двух девчонок.
– Ясень… – Решилась я. – Если нужно, иди к нему. А мы с сестрой сами.
– Ты что?! – Прикрикнул мужчина. – Ты – его душа! У вас теперь одна жизнь на двоих. Не сберегу тебя – и Вожак пропадёт.
Я просто опешила. У Малинки челюсть отвалилась, но она хотя бы вопрос смогла задать.
– Он пропадёт без моей сестры?
Ага, в голосе восторг. Кто бы сомневался!
– Да. А она без него. Умрут оба, короче.
Радоваться резко перехотелось. Мы дружно склонили головы и дальше поехали молча. Я испугалась вовсе не того, что пропаду без Гордея… Я испугалась этой сильной, крепкой связи, для которой нет преграды. Перед которой ничто не устоит.