– Он тебе нравится, да?
– Кто?
– Ну, Гордей.
– Не-а.
– Как не-а? Он тебя пригласил, а ты согласилась. Чего согласилась тогда?
На этот вопрос ответа не у меня не нашлось.
– Не знаю, – честно призналась я.
– Нравится он тебе, – захихикала Малинка. – Точно говорю.
Я показала ей язык, чтобы отстала. Не добившись от меня ничего больше, сестра замолчала.
Так, со скукой и нетерпением мы провели последний час в магазине и даже лишних несколько минут задержались – чтобы нас встречали, а не наоборот.
Наши провожатые поджидали на улице у выхода. Когда я заперла дверь и обернулась, Малинка уже стояла возле Всеволода, радостно заглядывая тому в лицо. Всеволод, кажется, хмурился.
Потом я поняла, что Гордей подошёл почти вплотную, и вздрогнула, потом сама на себя рассердилась за это.
– Я рад, что вы не опаздываете. Почти. – Сказал Гордей, оглядывая меня и довольно улыбаясь. – Готовы?
– Я вперёд, – окинув нас всех отеческим взглядом, заявил Ярый и пошёл по дороге, вертя головой по сторонам. – Ох уж мне эти праздники деревенские! На первый взгляд все такие правильные да спокойные, а как время за полночь, да все бочки хмельные пусты, так за каждым кустом только и видишь, что…
– Кхе, кхе. – Громко откашлялся Всеволод.
Ярый глубоко и печально вздохнул:
– Я и говорю – скукота.
До городской круглой площади идти было недалеко, а сразу за ней – берег, где вечером станут жечь костры и запускать колдовские огни. Я старалась смотреть под ноги, а не на Гордея, который шёл рядом. Рубашка на нём была не такая белая, как у Огния, пояс из тех же ремешков кожаных, зато жилет праздничный – с витым узором из кожаных шнурков. Будь такая у любого парня из деревенских, они его не снимали бы никогда – видна работа мастера, такого же редкого, как мастерица лент, в которые мы с сестрой с первого взгляда влюблены. Об этих лентах забыть не можем. А Гордей будто только вспомнил о жилете своём. На Яром похожая, а Всеволод никак к празднику не готовился, разве что причесался. В общем, собирались на праздник они тяп-ляп, не то что мы – лучшие платья надели да причёски какие смогли красивые сделали.
Я подумала, что было бы смешно наоборот – мы с Малинкой натянули бы, что из сундука выудили на скорую руку, а они бы целый день готовились – и одежду до пылинки вычистили, и у цирюльника побывали, и розовой водой вымылись. Не удивлюсь, если Огний так и сделал.
Смешно стало от этой мысли, жуть.
Малинка и Всеволод шли позади нас и молчали. Но казалось со спины, что одно молчание надутое, это явно сестрица, а второе упрямое, тут тоже гадать нечего.
Ярый пару раз оглянулся на нас, потом покачал головой и заговорил:
– Да… В такой тишине только на похороны ходить. Может, кто-нибудь спросит девчонок, откуда они? Почему одни живут, в услужение почему пошли? Родные их где?
– И правда. – Оживился Гордей. – Откуда вы? Где родились и выросли?
Конечно, такие расспросы считаются обычными, о себе все любят поговорить, но не в нашем случае. Я оглянулась на Малинку, делая страшные глаза, чтобы не вздумала рта открывать! А то выболтает сейчас Всеволоду что надо и что не надо!
– Жгучка? – Не услышав ответа, переспросил Гордей. – Откуда вы?
Это всё Малинка виновата, что теперь меня так каждый встречный кличет!
– Ожега меня звать! Ожега!
– А мне Жгучка больше нравится. – Дразнился Гордей. – Тебе больше подходит.
– Точно. – Фыркнул Ярый. – Так откуда вы?
– А вы?
– Мы из города Гнеш, – говорит Всеволод. – Слышали о таком?
– Нет. Все оттуда?
– Ну да, мы с Ярым там родились, Всеволод в другом месте – Болотницы называется. Мы много лет друг друга знаем.
– Откуда?
– Обучались вместе.
– Чему?
– Это допрос? – Радостно влезает в нашу со Всеволодом беседу Ярый.
– Да!
– Жгучка, да хватит уже, – тихо тянет за спиной Малинка. – Чего они такого спросили?
В общем-то, ничего, конечно. Гордей поворачивается ко мне, задумчиво смотрит.
– Люди, когда боятся, часто кричат и ругаются. Это потому, что они не знают, как ещё поступить.
Я так и вылупилась на него.
– Ты что, серьёзно?
– Нет, конечно.
Мы смотрим друг другу в глаза. Даже не знаю, когда мы перестали идти и остановились, и описать не могу, как завораживающе светились его зрачки… этот лунный блеск с каплями золота… только крики нас прервали – где-то на ярмарке торговка ругалась с покупателем.
А, наваждение глупое… пройдёт!
Вскоре вдоль длинных крепких прилавков идём и мы. Чего у торговцев только нет! И игрушки, и расписная посуда, и шкатулки из цветного камня. Женские настои для волос и для тела, и помада. И ленты впереди виднеются, та самая мастерица, которую мы с Малинкой боготворим, разложила их на столе, а вокруг полно народу. Хорошо берут, но лент меньше не становится – мастерица, словно колдунья, вытаскивает из сумки новые и раскладывает, расправляет на опустевших местах.
Я отворачиваюсь, Малинка вслед за мной.
– Давайте мы вам что-нибудь на память купим. – Вдруг предлагает Гордей. – Нам будет приятно вас порадовать.
– Нет! – В один голос заявляем мы.
Не сомневаюсь, что они купят, не похоже, что в деньгах нуждаются. Наш постоялый двор не из дешёвых. Но нет, это будет неправильно, даже Малинка знает, при всём своём желании получить ленту, молчит.
Мы проходим через торговые ряды к берегу, где прилавки с едой и музыка.
– Ну, от угощения хоть отказываться не станете? – Спрашивает Всеволод.
– Наверное, – Малинка с сомнением смотрит на меня, будто ждёт подсказку, – …нет?